Из воспоминаний Виктора Семеновича Литвинова, проработавшего на кафедре Светотехники МЭИ более 45 лет.

Из воспоминаний о Владимире Васильевиче Мешкове

Несколько слов о моих нечастых поездках с Владимиром Васильевичем вне Москвы. Например, на кафедру светотехники СФ МЭИ (в г. Смоленск).

Так как прошло много лет, строго последовательность событий при поездках не помню. Но, как и сейчас, чувствую взволнованность общения, доброе отношение. Лучшее, что может быть между Учителем и учеником. При такой поездке чувствуешь и понимаешь, что пришел на кафедру не зря, что есть еще хорошие и человечные люди.

Помню, мы вошли в купейный вагон. Литвинов, естественно, расположился на верхней полке, а Владимир Васильевич занял нижнюю. Вскоре в купе вошла молодая женщина – примерно в два раза моложе Владимира Васильевича.

И тут же, по существу не задумываясь, Владимир Васильевич предложил этой даме занять свое нижнее место. А ведь ему было за 60. Я был поражен, ибо все произошло более чем быстро и как-то совершенно естественно.

С таким фактом я столкнулся впервые и, признаюсь, был несколько ошеломлен.

Таким был мой Учитель, удивительно интеллигентный человек, наш Владимир Васильевич. И весь период совместной работы т человеческого общения вспоминается как нечто такое, которое не забывается никогда.

О нашем Владимире Васильевиче Мешкове

Это было весной 1957 г. Я только что пришел работать на кафедру.

Началась экзаменационная сессия. К экзамену по основам светотехники Владимир Васильевич решил привлечь и меня – человека, которому было 32 года и у которого был нулевой педагогический опыт. Для должной подготовки к экзамену Учитель посчитал вполне достаточной одну ночь.

Пришлось посидеть над литературой. И, не чувствуя себя правым, прибыл на экзамен. Так как первыми обычно сдают сильные, то я слушал сдававшего – Владимир Васильевич рядом – особо внимательно, констатируя, что все вполне разумно и поэтому, естественно, «5».

У второго студента спросил дополнительно о том, что было у первого. И опять – «5». А ставить «отлично», конечно же, приятно. Но когда ответы 3-его 4-ого студентов были также оценены пятерками, решил (признаюсь), что выбранную мною практику вряд ли можно считать исчерпывающей. И поэтому Литвинов, увидев очередного идущего сдавать экзамен – а это была худенькая маленькая девочка с серьезными глазами, Э.В. Дьяконова, решил – уж этому студенту пятерки не видать. И началось, ибо были заданы и дополнительные вопросы всех четырех ранее сдававших экзамен. Принимающий устал. О студентке не говорю. И В.С. Литвинов был вынужден заявить, что его попытка поставить «4» закончилась провалом. На эту «5» Э.В. Дьяконова среагировала мгновенно и не очень вежливо; фразой, что она более чем устала и что от В.С.Л. она не в восторге.

Долгое время Э.В. Дьяконова со мной не здоровалась вообще и просто демонстративно обходила. А затем … в итоге пошла к Литвинову делать диссертацию, которую достойно и защитила. После экзамена Учитель, судя по всему, мои действия одобрил, дав добро на педагогический путь в МЭИ.

Из моих встреч с Николаем Алексеевичем Карякиным.

Это было в 1961 г. Так как в это время я готовился к защите кандидатской диссертации, кое-что в памяти осталось.

Как соискатель – под наблюдением В.В. Трембача – показал работу и Н.А. Карякину.

Не помню, на какой стадии мы после его просмотра моей работы беседовали. Николай Алексеевич написал на многих небольших листках свои замечания и предложения по работе. В основном, как сделать точнее, обстоятельнее, полнее, достовернее. Мне предлагалось поработать еще ряд лет (!). К тому же Н.А. Карякин считал, что я молод (всего 38), полон сил и у меня все еще впереди. Мое состояние было далеким от оптимального. А на мой вопрос, что же здесь в работе неверного, было сказано, что все верно, но учет предлагаемого улучшит работу, спешить, ведь, не стоит.

Я не согласился с его мнением, ничего не пересчитывал, никаких дополнительных экспериментов не делал. Только, естественно отредактировал (в том числе и по замечаниям Николая Алексеевича). Оформил работу и в 1962 г. защитил. Получил на защите сильную поддержку Р.А. Нилендера. Судя по всему, Николай Алексеевич, в итоге, не был против меня. Вот так.

О наших помощниках и товарищах

Я пришел на кафедру весной 1957 г. и сразу же почувствовал, что кафедра во многом держится на наших высококвалифицированных и безотказных помощниках и товарищах. Я говорю о Зосиме Николаевиче Лобанове, Борисе Петровиче Горбунове, Геннадии Ивановиче Жданове. Речь идет и о внимательнейшей Надежде Петровне Егоровой.

Убежден, что ни один мало-мальски стоящий эксперимент, ни одна дельная лабораторная работа, но одно научное исследование в рамках НИР не проходили без их умных рук, светлых голов, инициативных предложений и действий. Они, наши добрые коллеги, были невольными оппонентами, доброжелательными критиками, чувствовавшими «слабые места» в нашей работе. И их помощь была более чем деликатной, ненавязчивой, явно содействовавшей тому, чтобы наша родная кафедра была одной из ведущих на факультете.

Не могу особо не отметить организующую и «печатающую» роль Анны Андреевны Мишаковой, а также деловые человеческие советы Леонида Сергеевича Соколова. Помощь этих двух товарищей всегда была более чем кстати.

Мы никогда не забудем вас и многие-многие дела, сделанные за десятки лет совместной работы.

Об Ирине Михайловне Понизовской

Говорю об Ирине Михайловне, с которой проработал более 35 лет. И очень хорошо поработал (и на кафедре, и на факультете).

Как и сравнительно давно, Вы очень интересны, молоды душой и прекрасный сотрудник, умный товарищ по работе.

Трудно переоценить Ваш достойный вклад в теорию и практику оптимизации параметров люминесцентных ламп различного исполнения. Мне никогда не забыть ваше умение и чисто человеческое желание быть ближе к студентам: н как начальника курса, и как лектора и просто человека, к которому можно зайти и с радость, и с бедой.

Очень уверенно и целенаправленно Вы вели лабораторные практикумы. Ваша принципиальность на экзаменах известна и заслуженно поддерживается. Вы очень обстоятельно просматриваете ТР, КП, ДП, справедливо указывая на места, где не сразу увидишь промахи и погрешности.

Ваше умение входить в контакт с собеседником – будь то академик или студент – всегда по-доброму удивляют и очень – очень располагают собеседника к откровенному разговору. Пусть в Вашей жизни будет побольше светлого и хорошего. Здоровья вам и человеческих радостей.

О Владимире Викторовиче Трембаче

Я был в числе тех, кто попал на светотехнику не по доброй воле, ибо осенью 1942 г. учился на физфаке МГУ.

Настроение, естественно, было не наилучшим. Почему-то сразу потянуло к Владимиру Викторовичу. Я узнал, что он фронтовик, ранен. У него - какая-то открытость и эмоциональность человека, который не раз был на пороге смерти.

Потом были дипломный проект и наши более чем теплые отношения. А вечера, проведенные в гостях у него и его обаятельной Половины, запомнились навсегда.

Помню эпоху распределения (1953 г.) и те безнравственные (если не сказать покрепче) «подвижки» вокруг него. Знаю, что Владимир Викторович сделал немало для того, чтобы меня оставили в Москве. В то время за помощь такого рода могли бы направить довольно далеко. Спасибо ему за это, спасибо за фронтовое братство.

Вот так-то, дорогой мой Володя! Впервые разрешил себе назвать тебя по имени. Ни одного моего фронтового друга нет на этом свете.

О Вере Ивановне Лебедевой

Мы знаем друг друга более 35 лет. Помню, хорошо помню Ваше появление в отделе – как сотрудника и как вечерника завершающего учебу в МЭИ.

Мне не забыть годы совместной работы над проблемными задачами современных тепловых источников оптического излучения, над оптимизацией параметров ламп накаливания различного назначения. Хорошо, помню ваши добротные научные статьи, интересные предложения, касающиеся увеличения срока службы тепловых источников света. И много иного, связанного с источниками света массового применения.

Не забуду Ваш вклад в статистику отказов ламп накаливания в различных условиях. Помнится Ваша успешная творческая поездка во ВНИИИС, связанная с должной экспериментальной проверкой нашего общего авторского свидетельства.

Считаю, что и сроки службы от Вас здорово натерпелись, ибо Вы навели в них должный порядок.

Никогда мне не забыть Вашу милую человеческую улыбку и неизменное желание сделать полезное для студентов и аспирантов-иностранцев.

Кафедра помнит Вас, ибо Вы сделали для нее очень и очень многое. Берегите себя. Вы всегда будете нашим умным и добрым коллегой.

И еще о Владимире Васильевиче Мешкове

Сразу же отмечу, что Владимир Васильевич на кафедре – эта целая эпоха. С ним я прошел более 20 лет. И каких лет. Беседы с ним и его предложения нередко надолго определяли нашу жизнь. Так, например, в начале 60-х он мягко рекомендовал мне заняться оптимизацией параметров источников света массового применения, и более чем на 30 лет это определило мою судьбу.

И все годы, вплоть до ухода Владимира Васильевича с кафедры я вольно или невольно чувствовал его неизменную поддержку, доброжелательность, деловую критику и просто человечность.

Я помню Учителя и в те крутые годы конца 40-ых и начала 50-ых и могу сказать только добрые слова о нем и человечности: он был справедливым, внимательным, прислушивающимся к возражающему (а то и оппоненту).

Сколько помню, его всегда ждала работа; он неизменно отдавал людям свои порой фундаментальные знания, делился долгим жизненным опытом.

Не знаю, как кто, а я совсем спокойно после смерти И.В. Сталина работал на кафедре. Хотя и после 1953 г. плохие люди оставались плохими, возможностей стать лучше стало намного больше.

Вот так, молодое поколение. Пусть не будет в вашей жизни страшных лет конца 30-ых – 40-ых годов. Цените это. И помните, что Владимир Васильевич сделал очень много ( в том числе и многим рискуя) для того, чтобы Родина жила достойно. И с честью прошла через смутное время.

Совсем немного о Павле Ивановиче Черноусове

Когда я впервые увидел П. И. Черноусова - еще студентом, во второй половине 40-ых годов, то это был большой, в чем-то нескладный интеллигент и очень привлекательный человек.

Потом были многие годы совестной работы. И всегда, когда приходил к нему на 6-ом этаже, попадал в царство эталонов, фотометрических приборов, в нечто ... человечное. А в те времена, особенно до 1953 г., ой как важно было почувствовать, что вокруг люди, что гадин все же меньшинство и что о роде человеческом говорят прежде всего такие люди, как Павел Иванович.

Приходя на 6-ой этаж и заходя в его небольшую комнату, ты попадал в его царство - к его столу, стулу, его полкам, эталонам и встречал его самого, такого расположенного к тебе, такого приветливого и доброжелательного. Ты понимал, что ты - в хозяйстве труженика, человека, который всегда занят делом, очень нужным людям.

И там, на 6-ом этаже, встречая Павла Ивановича, ты находил живую и очень чуткую человеческую душу. Ой, как порой нужно было это участие! И в то же время это был человек нескладный, не от мира сего, более чем болеющий за дела объективной и субъективной фотометрии.

Помните о хороших людях и поэтому, конечно же, помните о Павле Ивановиче Черноусове.

Об Александре Михайловиче Троицком.

Не забыть мне инициативы и оригинальных предложений на стадии подготовки обстоятельной диссертации, посвященной различным сторонам повышенной частоты в светотехнике; его научную агрессивность и умение отстаивать сделанное.

Как сейчас вижу его худенькую напряженную фигуру, которая создает новый метод расчета ПРА; причем сразу точный, с min допущений, и как всегда, нужный практике.

Коллеги Александра Михайловича навсегда запомнили строгую логичность его математических выкладок, сопровождавшихся исчерпывающей экспериментальной апробацией.

Блестящий лектор, активнейший популяризатор современных решений ПРА (в том числе и оригинальных трехфазных), высоко эрудированный светотехник – таким Александр Михайлович остался в моей памяти за десятки лет совместной работы.